Уже сложился некий канон описания заграничных поездок. В обязательном порядке нужно, во-первых, восторгнуться местными красотами, в промежутке между восторгами ужаснуться соотечественникам, которых за версту видно/слышно/обоняемо и, напоследок, посильно примирить впечатления с суровыми белорусскими реалиями, в которые таки придется вернуться.
Автору этой статьи недавно посчастливилось оказаться на Лазурном берегу. А именно в Ницце – в той самой, где юный Набоков охотился на юных прелестниц, а пожилой Джойс писал мудреные «Поминки по Финнегану» — настолько мудреные, что их до сих пор не смогли перевести на русский язык.
И, конечно, автора тянет написать о поездке по вышеупомянутому канону. Но, с другой стороны, при таком подходе, по хорошему, надо вешаться, поскольку никак не примирить лазоревые буруны с чернобыльским следом, живую-музыку-везде с «Дожинками» и черепицу на сараях с засильем шифера. Невозможно!
Значит, надо по-другому.
Но начнем по старинке. Нет такой красоты, которой бы не было на Лазурном берегу и в окрестностях, близких и дальних. Примерно до границы с Польшей, где вместо замков все больше дзоты.
Здесь даже изъясняться приходится обыденными словами вроде «красиво», «прекрасно». Иногда – просто вариациями корня «красота». Поскольку всякие велеречивые изыски применительно к местным красотам (вот, опять!) кажутся стайкой писак, окруживших блистательную звезду и забрасывающих ее льстиво аляповатыми комплиментами.
Как любой старинный курорт, Ницца многолика и способна предложить каждому именно то, чего он ждет.
Ницца может быть такой:
Или такой:
Или всем сразу:
Но неизменно Ницца – праздник без конца и без края. Фиеста здесь сменяет сиесту и так до бесконечности. Красоты набрасываются на тебя буквально с перрона. И даже если нарочно вознамеришься не замечать красот, ничего у тебя не выйдет. То в мостовую вмонтирована непонятная, но красивая бронзовая деталь, то апельсины и цветы под ноги лезут. От красот не скрыться. И это неудивительно. Городу 2,5 тысячи лет. То есть он старше христианства, что уже трудно себе представить. И все это долгое время каждый новый завоеватель города посильно обживал его лазурные берега, в меру вкуса и средств.
Каждый вечер – как музыкальный фестиваль. Музыканты такого класса, что могут играть в соседствующих ресторанах сиртаки, бешеный джаз и рассеянный лаунж – не сбиваясь. А публика такого класса, что не обращает внимания на соседние звуки, а слушает только свои. Вернее, внимает. Мозаика запросто на полу. Роскошные витражи на ничейных стеклах никчемных домов.
Восхищение, переходящее в бессильную зависть. Ну, где они, наши бесчисленные выпускники музыкальных УЗ? Художники, поэты, писатели? Где их лира, пробуждающая в народе чувства добрые, по завету Пушкина?
Вопросы эти начинают осаждать тебя буквально в первый же ниццкий вечер и не отпускают до родного вокзала, где уже набрасываются с новой силой.
Положим, случается, что программа дает сбой, и красота являет тыл. Например, опоздав на свой самолет, ты молниеносно оказываешься по ту сторону праздника жизни. Пополняешь ряды тех, кто слоняется по сладкому ночному городу не от полноты чувств, а за неимением своего угла. Но даже после этого вопросы не отстают. Где, где наш праздник жизни?
А ответ совсем близко. И звучит он так: чтобы что-то изменилось, нужно что-то делать. Ездить, учиться, перенимать и делать свое. Есть, конечно, вероятность того, что на достижение заветной цели уйдет примерно 2,5 тысячи лет, но разве это повод опускать руки?!
Лирическое резюме.
Шарль Бодлер как-то высказался о романтизме в том смысле, что только суровые северные просторы могли породить столь буйную фантазию. Значит, и у нас есть шанс!
Кстати, к вопросу о том, растут ли на болоте цветы. Этим летом пара белорусских рекламистов взяла бронзу на фестивале рекламы в Каннах (полчаса на местной электричке из Ниццы).
Дерзнем же, и мы господа!
